Партия

Об этой странной чувствительности грудного младенца, родители рассказывали ребенку по мере его взросления, неоднократно.

История почти превратилась в легенду, передававшуюся из уст в уста, изумлявшую всех родственников, но, остававшаяся, тем не менее, чистой правдой без доли вымысла.

Грудные дети, как и любые другие дети, иногда болеют. И совсем еще крошке малышке, был назначен длительный курс уколов.

Медсестра приходила ставить уколы на дом, потому что так полагалось.
Она переодевалась в белый халат, мыла руки, мягко разговаривала с ребенком, быстро и четко подготавливая все для инъекции.

Родителей в процедуру не вовлекали, дабы у ребенка не выработался на них негативный рефлекс, ассоциированный с болью.

Но оказалось, что беспрепятственно укол удалось поставить всего один.

Младенец очень быстро научился распознавать медсестру и ее намерения.
Переодевалась она уже не в халат, а каждый раз во что-нибудь разное, меняла прическу, действовала молча и почти не показывалась ему на глаза, но обмануть его не удавалось.

Малыш напрягался и начинал громко плакать задолго до того, как она подходила к двери.

При разговоре с ней обеспокоенных невозможностью утихомирить младенца, родителей, сопоставив время и ее путь к их дому, удалось выявить некоторую взаимосвязь: ребенок принимался плакать почти сразу, после того как она вспоминала о том, что следующий ребенок у нее по времени именно этот.

«С горем пополам» уколы удалось закончить, и все успокоились, решив, что беда миновала, вместе с этой детской чувствительностью предстоящих событий и такой острой прямой зависимостью от них.

Некая невидимая связь ребенка и медсестры осталась в прошлом, словно разыгранная партия в шахматы или шашки, где ход каждого игрока зависит напрямую от шага другого, и определен им.

История потихоньку превратилась в рассказ, который, разве что забавил родителей своей необычностью, но не беспокоил.

И странная чувствительность забылась, как детские игры, пеленки и погремушки.

Пока не напомнила о себе очень многие годы спустя.

Ребенок вырос, сам стал родителем, и легенда о прошлой восприимчивости рассказана была уже следующему поколению, как нечто, что имело место в их роду.

«…Почему вдруг эти пирожные сегодня не получаются? Даже недоумением не назвать это странное состояние, ни с чем не сравнимое внутри.

Необычное ощущение «разыгрываемой на двоих партии», откуда-то из далекого прошлого, окутывает все вокруг.

И шаг этот словно предрешен, и по-другому ты «ходить» не можешь, не потому что не умеешь, а потому что ход другого партнера рассчитан только на такую комбинацию твоих шагов…

Непонятно как-то, в пространстве ничего не видно, но в ощущениях ты не можешь ничего изменить.

Руки, будто чужие, насыпали сахара больше, чем нужно, а, сколько ни пробуешь на вкус смесь, - не сладко.
Ну, добавим еще. Все равно не сладко?

Пусть будет, как будет.

Теперь нужно выбрать краситель. С чего вдруг в руки упорно просится зеленый?
Воздушные пирожные зелеными разве делают?

Кошмар: что с головой сегодня творится?

Рецепторы ничего не чувствуют, руки не слушаются, глаза видят что-то явно нереальное…»

Безрезультатная попытка проморгаться, и прийти в себя: «Хорошо, пусть будут зелеными.
Что-то где-то происходит. Потом разберемся.
Сейчас спечем, то, что получилось, потому что ребенку нужно бежать с пирожными в кружок, там сегодня «чаепитие» намечается».

Чаепитие благополучно закончено, можно расслабиться и узнать последствия своего странного состояния.

На смущенный вопрос родителя: «Я там с сахаром не сильно переборщила? И цвет сегодня необычный – зеленый? Все нормально прошло?»

Ребенок радостно докладывается:
«Вообще-то сладковато, если мягко сказать. А один мальчик даже посмеялся, что они зеленые. Все тоже начали смеяться, но наш преподаватель сказал, что в следующий раз будет печь тот, кто сейчас смеётся над зелененькими пирожными. И все замолчали. А так, все нормально прошло».

«Получается, он за меня заступился?», - растерянно захлопали ресницы.
И предыдущий «шаг» игрока, когда все получилось не так, как обычно, просто запланировано предоставлял возможность другому участнику вступить в партию на правах сильного, защищавшего слабого, ставшего нужным и значимым, незаменимым….

«Партия»?
…

И маленькое послесловие:

Из рук все сыпется до сих пор, голова подводит, все получается не так и не там.…
Но «игрок-защитник» больше своего шага не делает.
А одному игроку партию никак не разыграть за двоих.
И старая легенда о чувствительности все больше ранит своей неопределенностью: «Ошибаешься? Или «партнер» действительно вспомнил о том, что следующий «ребенок» у него - ты?…»

Апрель, 2007 г., Velen

Вверх